Игорь Меерсон — один из самых известных российских стендаперов. Некогда именно он стоял у истоков российского стендапа как явления и был одним из первых резидентов Comedy Club, работал как сценарист и продюсер и до сих пор продолжает выступать на сцене, но теперь уже в Британии. О том, как ему удалось переехать по визе таланта, каково это — выступать и на русском, и на английском и в чем отличие британского юмора от русскоязычного, он рассказал в интервью «Акценту UK».
— Ваша карьера на британской стендап-сцене началась много лет назад, и в англоязычном пространстве вы уже были достаточно известны на момент переезда. Расскажите, как так получилось? Что запустило вашу международную карьеру?
— Я занимаюсь юмором большую часть своей жизни: с шестнадцати лет я в тех или иных форматах. Сначала, как и все на постсоветском пространстве (другого социального лифта в комедии не было),— в КВН, играл сам и писал сценарии многим успешным командам, потом наши друзья и старшие товарищи начали организовывать Comedy Club. Я стоял у его истоков, тоже выступал там, в том числе когда он еще не был телевизионным — сначала это была исключительно клубная история в Москве. Телевизионный Comedy Club стал логичным продолжением, более профессиональной формой работы в комедии. Там были различные форматы, и я стал одним из первых, кто на русскоязычном пространстве начал делать именно стендап, индивидуалистическую комедию как жанр. Соответственно, уже более двадцати лет я занимаюсь стендапом, и, естественно, фокус моего внимания был направлен на стендап-комедию мировую, англоязычную, потому что на англоязычной сцене жанр существует намного дольше. Параллельно у меня развивались и другие профессиональные направления — например, я создал одну из самых успешных сценарных групп в России, мы писали сценарии к кассовым кинофильмам, комедиям и не только, затем мы написали много анимационных фильмов, которые были представлены, среди прочего, на международных платформах. Также у меня с моим партнером Антоном Борисовым возникло агентство — единственное на постсоветском пространстве, которое привозило с концертами англоязычных комиков в Украину, Казахстан, Беларусь, Россию, и нам повезло взаимодействовать с большими, знаковыми английскими и американскими стендап-комиками.
Именно благодаря этой деятельности с некоторыми комиками я подружился — мои кумиры стали моими друзьями. Один из них — Дилан Моран, это мой любимейший комик, у него самый близкий лично для меня тип юмора. Он сам ирландец, но большую часть жизни живет в Британии. И он пригласил меня на Эдинбургский фестиваль — то ли в 2013, то ли в 2012 году. Я приехал, а чтобы не впустую съездить, подготовил пятнадцатиминутное выступление на английском языке. Мне удалось несколько раз выступить, хотя я приезжал в гости и не был официальным участником фестиваля, но там есть сборные концерты, в которые можно заскочить. В том числе я выступил и на импровизационном шоу, неожиданно удачно,— очень переживал, что мне не хватит английского языка, чтобы импровизировать на ходу. На этом шоу присутствовал агент, который занимается продвижением комиков, и сразу после он подошел ко мне и спросил, есть ли у меня целый сольный концерт на английском языке, чтобы в следующем году поучаствовать в фестивале уже официально. Я сказал: «Конечно, есть» — при том, что у меня, конечно, его не было, я на английском языке не выступал. Тут мне сыграла на руку большая разница между темпом подготовки материала, к которому я привык в России, и темпом, к которому здесь все привыкли. Мы, выступая в Comedy Club, готовили новые десятиминутные монологи каждую неделю. Может быть, качество этих монологов было немного ниже, чем хотелось бы, но зато конвейерность телевизионного производства сохранялась. Тут же индустрия привыкла работать вдолгую, люди месяцами пишут свои пять минут, а потом еще месяцами — десять. Комики, которые за год пишут себе сольный часовой концерт, считаются суперпрофессионалами, работающими на невероятной скорости. Я прикинул: если я десять минут в неделю писал, что я, час не напишу за год? Кончено, напишу! Давай, подписываем контракт, приеду через год с сольником без проблем. И так мы и сделали: я написал сольник, приехал на следующий год, очень хорошо выступил, у меня было много солдаутов, хорошие ревью, я вошел в гала-концерт Best of the Fest, хоть и не получил конкретных премий. Словом, перепрыгнув несколько ступенек, сразу залетел на этот англоязычный рынок. Контракт с агентством, хорошие ревью и хорошие результаты — сразу пошли предложения выступать в разных странах. Выяснилось, что Британия в моем бизнесе, в стендап-комедии, раскинула свои щупальца практически по всему миру, кроме Северной Америки (США и Канада — отдельный рынок, где нужно иметь отдельных агентов, отдельный профайл создавать и светиться в определенных программах и на фестивалях). Но вот Европа, Азия и Африка с удовольствием коммуницируют с Британией, и, засветившись на Эдинбургском фестивале и будучи представленным британским агентством, я смог много лет с англоязычной программой ездить по разным странам — у меня было много концертов в Австралии, я выступал в ЮАР и по всей Европе.
— Переезд стал логичным продолжением этой истории?
— Как только у меня пошли англоязычные работы по всему миру, сразу стала закрадываться мысль, что, наверное, надо сюда перебираться: раз тут небольшой центр комедийной вселенной, значит, нужно и мне тут оказаться. Эта мысль во мне вызревала достаточно долго, потому что разные успешные карьерные дела были и дома. Поначалу всегда перевешивало то, что уже есть. Но какие-то попытки были. Лет пять-шесть назад я уже подавал документы на визу Global Talent: я решил, что я больший талант в сценарном деле, потому что тогда мультики, которые я писал, стали получать международные премии, а это очень важно для такой визы. Но я не получил ее: британская сторона решила, что я недостаточно талантлив, мультики и премии мою талантливость не доказывают. На самом деле я иронизирую, там было что-то неправильно оформлено — всегда находятся какие-то бюрократические причины. Словом, мне визу не дали. А когда я подался во второй раз, уже как стендап-комик, сравнительно недавно победивший на одном фестивале в Америке, то предоставил различные ревью, интервью и афиши и эту Exceptional Talent визу. Она вообще суперская, по ней пока достаточно короткий путь от визы к ILR (Indefinite Leave to Remain) и затем к гражданству — надеюсь, он таким и останется. Я самостоятельно собирал документы, для меня это было настолько затратно, что пять лет назад, не получив визу, я вообще бросил эту идею — может, это часть моей психологии, что я не готов получить отказ и бороться еще раз, но я действительно махнул рукой на какое-то время, настолько бюрократия показалась мне препятствием. Потом, взяв себя в руки, я провернул все второй раз, теперь успешно: мне помогли люди, которые проверили мой пакет документов (верно ли я все собрал, сформулировал). Так что нынешний переезд дался мне легко, но ему предшествовало тринадцать лет вызревания идеи и одна неудачная попытка.
— Велико ли различие между русским и британским юмором?
— Русский юмор на сто процентов отличается от британского. Глобализацию не отменишь, сейчас все больше и больше людей существуют в одном инфополе и в одном культурном поле: интернет, YouTube, другие платформы. Наверное, современные молодые ребята, которые идут нам на смену, уже больше похожи друг на друга. Но я начинал заниматься стендапом, когда стендапа не было в России вообще. Двадцать один год назад нас было четыре стендап-комика на всю страну, не было качественного интернета и мы не ориентировались на американский и английский юмор, выдумывали что-то свое. В двух словах: русский юмор намного более традиционный — это и про темы, и про подход к ним. Все еще в русскоязычном юморе много сексизма, уничижительного подхода к меньшинствам (не обязательно сексуальным, любые подгруппы могут стать мишенью для шуток). По форме русскоязычный юмор — и мой тоже, я не говорю, что к нему не принадлежу,— все еще является достаточно старомодным, так как это скорее комедия наблюдений, тот формат, который в англоязычной комедии был самым распространенным где-то в 1990-х. Британский стендап — в связи с тем, что раньше начал,— все эти этапы уже прошел. Естественно, когда что-то становится банальным, нужно идти дальше. Плюс всегда в ядре классического британского юмора были сюрреализм и абсурд (за что я и люблю его, гораздо больше, чем американский; «Монти Пайтон», Эдди Иззард — мои ментальные учителя). Здесь очень черная комедия: всегда здесь такой легкий подход к драматичным событиям — к смерти, болезням. Черная ирония по каким-то историческим причинам (может, климатическим или культурным) тут расцвела. В стендапе простая комедия наблюдений стала достаточно банальной, так что много юмора ради противоречия, ради контраста идет в разнообразных направлениях: здесь много депрессивного самокопания, много неприятного комик словно вырывает, выкапывает внутри себя и, оголяя себя перед аудиторией, добивается смеха через темные подвалы своей души. Сейчас довольно много я вижу возвращения характерной комедии, когда люди не являются собой, а, например, комик наклеивает усы, надевает спортивную форму из 1980-х и выступает так, словно он фитнес-тренер из 1983 года. Это противоречащие друг другу форматы — искренняя рефлексия и, наоборот, что-то максимально отстраненное, но и то и другое является попыткой от банальной комедии наблюдений сделать шаг куда-то вглубь себя или во внешний мир. В это же время на русскоязычном пространстве мы еще не прошли первый этап и пока внутри комедии наблюдений ждем, когда будут возникать комики с оригинальной личностью и оригинальным подходом.
— Что помогло влиться в британский стендап именно вам? Была ли это некая насмотренность или просто чутье?
— Я буду нечестен, если скажу, что я прямо влился в британскую сцену. Для этого нужно жить по правилам индустрии: ходить на открытые микрофоны несколько раз в неделю, дружить с клубными промоутерами и другими комиками, самому делать свои вечеринки и звать туда ребят, и ходить на их вечеринки в ответ, ездить на небольшие фестивали в другие города или просто выступать по клубчикам, нарабатывать материал медленно. Если ты хочешь пойти по тому пути, который десятилетиями здесь работает, надо показать свои хорошие пять минут в нескольких местах, их увидит более большой промоутер и позовет в более большой клуб или на мероприятие, но с этими же пятью минутами, то есть не даст делать всё что хочешь, как это бывает в других странах. В моем возрасте — при том, что мне нужно семью содержать, а живем мы, мягко говоря, не в самом дешевом городе,— этот не самый прибыльный многолетний путь, который надо бы проходить, я по объективным причинам не прохожу, так что нельзя сказать, что я прямо интегрировался. То, что я со многими дружу и часто выступаю на английском, и иногда успешно,— это правда. Но я где можно перескакиваю много ступенек, стремясь сразу заскочить на какой-то более прибыльный или более имиджево значимый уровень. От таких предложений я никогда не отказываюсь, но я не влился до конца в стендап-комьюнити. Мне помогает исключительно наглость: я всегда считаю, что у меня все получится. Да, у меня есть акцент, да, иногда я могу и ошибку сделать в языке — ну и бог с ним: тут люди из разных стран точно так же выступают с тобой на сцене, и ничего страшного. Так что исключительно нахрапистость мне тут помогает, а никакая не насмотренность — она есть, но наверняка меньше, чем у сотен и тысяч других комиков, которые только этим и живут. Я параллельно живу очень плотно своей русскоязычной работой, своей семьей, я не настолько погружен в местный стендап, чтобы считать, что это мой козырь. Мой козырь — это мой большой опыт. У меня нет хорошего уровня английского и глубокого знания местного контекста, я не могу дать цитату из «Винни-Пуха» и не разбираюсь в их политической жизни, а комики на нее всегда ссылаются. В моем инфополе очень много дырок. Но у меня есть больше двадцати пяти лет опыта в юморе, в написании юмора, хоть и на другом языке, опыт съемок в программах, где нужно было писать по десять минут шуток в неделю,— такой опыт, какого нет у большинства местных комиков, и этот опыт вселяет в меня уверенность. Благодаря уверенности и наглости я всюду себя и засовываю.
— Помимо работы на стендап-сцене, в России вы также писали сценарии к фильмам и занимались продюсированием. Расскажите, остались ли эти возможности после переезда?
— У меня всегда, еще в России, жизнь делилась на три больших направления: выступления, сценарная работа и моя школа, которая сначала существовала в Петербурге, потом в ковид перешла в онлайн-формат, а потом ее отделения появились в разных странах и городах. Сейчас, к сожалению, сценариев на том уровне, к которому я привык, у меня нет. Это моя задача номер один — влиться в англоязычный сценарный бизнес, в кино, телевидение или на платформы. А два других направления и составляют мою профессиональную деятельность. Школа продолжает существовать онлайн, и в Лондоне я тоже веду офлайн-обучение — по импровизации (в Британии это очень популярно, почти в каждом стендап-клубе один день непременно отдан под импров-комедию) и стендапу (сюда приходят не только стендаперы, но и бизнес-спикеры, для которых юмор, сторителлинг и удержание внимания — эффективные инструменты) плюс отдельные корпоративные тренинги для частных клиентов с индивидуальными запросами. Импровизация — это не только комедия, но и мощная система коммуникативных тренингов, которая помогает прокачать скорость, гибкость и адаптивность мышления: изменение внешних обстоятельств, правил игры, риторики собеседника не вводит нас в стресс и ступор, наш мозг и нервная система учатся реагировать интересно, нестандартно и эффективно для нас. Это тот самый софт-скилл, который нужен в любой команде, в быту или на публичных выступлениях,— умение донести свою мысль и услышать зерно мыслей своего партнера.
— А что касается британского общества не вокруг стендап-сцены — удалось ли вам после переезда найти свой круг здесь или же пока он ограничивается в основном профессиональными контактами?
— Интегрироваться и находить друзей или круг общения — особенно в нашем возрасте — не так просто. Для моей семьи это уже второй переезд: в 2022 году мы переехали в Черногорию и прожили там больше полутора лет, там был получен наш первый опыт, в том числе негативный. Раз с нашей стороны не было никаких инициатив предпринято, чтобы обзавестись новым кругом, он создавался очень долго и оказался не таким уж и большим. Когда мы приехали сюда, Даша, моя любимая жена, прямо с первого месяца сказала: «Так, тут по сбору близкого круга работаем профессионально» — и стала прямо ходить на нетворкинги как на работу, несколько раз в неделю, чтобы ускорить процесс нашей интеграцией. Я восхищен таким деловым подходом к личной, казалось бы, задаче. Но она молодец и вокруг себя таким образом собрала небольшой клуб «Круг подруг» — они вместе встречаются на завтраках, проводят мастермайнды, причем новые подруги были собраны с миру по нитке. В моем случае различные творческие и околотворческие знакомства, приятели, друзья и подруги здесь уже были — в связи с тем, что я сюда нет-нет да и приезжал уже тринадцать лет. Не столько, сколько хотелось бы, но все равно большая радость. Дальше я каким-то органичным путем подружился с теми, кто приходил ко мне в школу заниматься, познакомился с кем-то на концертах или мероприятиях (например, я недавно начал организовывать здесь «Что? Где? Когда?» в таком элитарном формате с дресс-кодом black tie, а к подобному формату магнитятся совершенно замечательные люди). Сын — ему девять лет — адаптировался лучше нас в триста тысяч раз, он абсолютно интегрированный местный человек, я им горжусь невероятно. Может быть, мало кто в это поверит, зная мой род деятельности (кажется, что человек, который выходит на сцену, открыт миру), но я, как и многие люди, занимающиеся комедией, на самом деле интроверт. И я так завидую моему сыну, который проявил себя экстравертом класса люкс! Он, почти не зная английского (мы наняли репетиторов только после получения визы), заскочил сразу во второй класс, не учась никогда в первом, и через две недели был уже хаус-капитан, уже у него куча друзей, уже к кому-то мы его ведем на плей-дейт. У нас семья из трех человек, и в ней один британец девятилетний и два человека, которые себя еще ищут, пытаются пристроить и где-то зависли в межкультурном пространстве. Он мой кумир, смотрю на него и пытаюсь добиться его успехов.
— Расскажите о ваших впечатлениях от самой жизни в Британии! Появились ли у вас свои любимые места, в которые хотелось бы вернуться?
— Мы живем в Фулеме и прямо кайфуем: Бишопс-парк наш любимый, набережная, публика, которая вокруг живет,— все нам очень нравится. Есть желание переехать в Челси — не потому, что мы такие гламурные, а потому, что ребенок ходит там в школу, и немного надоело его туда возить. Селились мы почти вслепую, но одна наша подруга, которая живет в Лондоне уже несколько лет, помогала нам найти квартиру, ходила на просмотры до того, как мы переехали. Но приехали мы в окружение, которое нам очень понравилось,— в Лондоне с локацией можно было бы и попасть впросак. Пока что мы находимся на развилке относительно наших нужд и того, что мы любим. Мы на самом деле такие домашние и природные ребята, нам бы понравилось жить за городом, километрах в шестидесяти от Лондона. Бываем у друзей и думаем: о, это прям наше, чтобы за окном был лес, а в камине огонь. Но пока мы еще молодые и не сделали всего того, о чем мечтаем в творческом, профессиональном и карьерном плане, пока мы еще можем что-то из себя выжать, а потенциал для этого предоставляется только большим мегаполисом. Из-за моей деятельности мне важно жить в центре, в гуще событий, чтобы два-три раза в неделю вести занятия в школе, а остальные вечера где-то выступать. Ездить каждый вечер на машине или на поезде час, полтора, два — это вообще невозможно представить. Так что пока обживаемся тут и будем стараться пускать корни в центральной части Лондона. Чем старше мы будем становиться, тем больше будет перевешивать наше нутро, желание пожить в более спокойном, тихом, уютном и несуетливом месте, но об этом мы поговорим через двадцать лет, а пока еще поборемся. Я много путешествовал по работе, иногда я привожу с концертами своих друзей (например, недавно приезжал Саша Незлобин: я организовал ему выступление в нескольких городах, аж до Шотландии доехали) — такие командировки у меня достаточно часто случаются. Как семья мы решили, что хотим куда-нибудь выбираться каждые выходные в пределах пары часов на поезде, но получается реже, чем хотелось. Эдинбург для меня почти настолько же родной город, как Лондон, ведь в тринадцать лет я проводил там каждый август, и там есть любимые уголки, любимые кафешки, любимые архитектурные локации. Я всех всегда призываю обязательно съездить в Эдинбург.
