7 ноября на платформе Netflix была представлена новая экранизация знаменитого готического романа Мэри Шелли «Франкенштейн», на сей раз от признанного мастера мрачной сказки Гильермо дель Торо, с Джейкобом Элорди, Оскаром Айзеком и Мией Гот в главных ролях. В значимости романа для современной культуры сомневаться не приходится — достаточно уже того факта, что в 2021 году Би-би-си опрашивала экспертов из разных стран, стараясь выделить литературные сюжеты, сформировавшие умы нескольких поколений и повлиявшие на ход истории, и в первой тройке оказались «Одиссея» Гомера, «Хижина дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу и детище Мэри Шелли.
«Акцент UK» рассказывает о невероятной судьбе создательницы и ее творения.
Кто такая Мэри Шелли?
Британская писательница Мэри Шелли намного опередила свое время — и не только потому, что ей удалось добиться публикации и писательской славы. Даже ее родители были весьма прогрессивны для своего времени: она родилась у либералов-атеистов — преподавательницы и писательницы Мэри Уолстонкрафт и философа и журналиста Уильяма Годвина, чьи взгляды шокировали пуритан-современников. В 1792 году Уолстонкрафт опубликовала свой трактат «В защиту прав женщин», который считается одной из самых первых феминистских публикаций в истории (ее работа была посвящена борьбе за право женщин на образование). Шелли же считается одним из основателей либеральной философии и британского анархизма: он известен как автор книги «Исследование о политической справедливости», в которой призывал бороться с государственным устройством как формой принуждения.
Познакомившись, Мэри и Уильям друг другу сначала не понравились: говорят, их первая встреча на званом ужине закончилась разгоряченным спором. Но, видимо, закон притяжения противоположностей сработал, и у них начался роман. Интересно, что Уильям высказывался и против брака, называя его худшей из монополий, но ради Мэри поступился принципами. Правда, вместе они были счастливы недолго: Мэри-старшая умерла от инфекции через одиннадцать дней после рождения их дочери (Мэри-младшая стала первым и единственным ребенком для пары, но вторым для матери: старшая сестра писательницы Фэнни Имлей родилась тремя годами ранее). Годвин с трудом перенес утрату. Через год после потери жены он издал книгу «Мемуары об авторе „Защиты прав женщины“», в которой признался, что считал Мэри Уолстонкрафт поистине гениальной личностью, при этом описал не только ее взгляды, но и детали личной жизни — многочисленные романы и две попытки самоубийства.
Годвин сознательно растил дочь философом. Она с раннего возраста была задумчивой и своенравной — и часто болела, из-за чего отец постоянно показывал ее разным врачам из своего круга. Говорят, в подростковом возрасте она попала на прием к доктору Генри Клайну, который рассказывал истории о своих экспериментах над одним из пациентов — моряке, впавшем в кому. В начале XIX века медицина ставила перед собой, среди прочего, метафизические вопросы и задачи — главным образом врачи пытались разгадать тайну смерти и воскрешения. Возможно, это связано с тем, что врачи и анатомы (а первым таким экспериментатором стал Джованни Альдини, приятельствовавший и с Годвином, и с Клайном) поняли, как с помощью электричества заставить мышцы непроизвольно сокращаться, и думали, что именно это может оживить умерших.
В пятнадцать лет Мэри Уолстонкрафт Годвин познакомилась со своим будущим супругом Перси Бишем Шелли. Ученик ее отца, он был под стать дочери анархиста: двадцатилетний поэт, прогрессист, исключенный из Оксфордского университета за атеистические высказывания, к тому же женатый (впрочем, ради Мэри он в итоге бросил свою первую супругу Гарриет, которой было семнадцать лет, причем на момент разрыва она была беременна). Судя по дневниковым записям будущей писательницы, их первые свидания проходили на церковном кладбище: юные любовники перечитывали труды родителей Мэри, лежа прямо на могильной плите ее матери (и вероятно, занимались они там не только чтением). Их отношения, по слухам, не были чем-то эксклюзивным: некоторые биографы утверждают, что Перси соблазнил еще и Клару Клермонт, незаконнорожденную дочь новой жены Уильяма Годвина. Втроем они путешествовали по Европе, и во время путешествия Мэри забеременела — ее первая дочь прожила лишь несколько дней. Так или иначе, союз с Шелли Годвину не пришелся по душе, и своего благословения на сожительство пары он не дал — видимо, следование идеалам свободной любви на практике оказалось too much даже для закоренелого анархиста (что, кстати, крайне расстроило Перси, который видел в тесте интеллектуального кумира). Всего у Мэри и Перси было пятеро детей, и лишь один из них не умер в младенчестве (Перси Флоренс окончил Кембридж, служил верховным шерифом Сассекса и скончался в возрасте семидесяти лет). Клара Клермонт вскоре начала тесно общаться с лордом Байроном — и именно это косвенным образом поспособствовало созданию бессмертного романа.
Как создавался «Франкенштейн»
Здесь с личных историй мы ненадолго переключимся на глобальные. В апреле 1815 года в Индонезии произошло извержение островного вулкана Тамбора, которое считается крупнейшим вулканическим извержением в истории человечества. Число погибших в результате природной катастрофы достигло 71 тыс. (по другим сведениям, 92 тыс.), причем около 10 тыс. погибли непосредственно от прямого воздействия извержения, а остальные умерли от голода и болезней. Культура жителей острова Сумбава была полностью уничтожена, умер тамборский язык. Археологи называют это извержение азиатскими Помпеями; в воздух было выброшено около 180 квадратных километров вулканического материала, выделилась энергия, равная 800 мегатоннам тротила (для сравнения: мощность атомной бомбы, которую американцы сбросили на Хиросиму, составляла 18 килотонн). Но взрыв был только началом — после него пришли невиданные ранее климатические аномалии: антипарниковый эффект сильно охладил поверхность земли, причем не только в Азии, но и в Европе и Северной Америке. Европа пострадала сильнее всего: случился неурожай, начался голод, ослабивший людей, и это привело к вспышке эпидемии тифа и холеры (до того случаи холеры никогда не фиксировали за пределами Индии). Многие фермеры и предприниматели обанкротились, крестьяне болели и умирали. Говорят, несколько месяцев подряд из-за пепла в атмосфере небо над Европой застилала желтая дымка — пейзажи того времени запечатлел Уильям Тернер. В то же время катастрофа стала двигателем прогресса. Например, именно из-за того, что лошади умирали от голода, а передвигаться как-то надо было, изобрели машину для бега — прототип велосипеда.
1816 год выдался годом без лета — его потом назвали «тысяча восемьсот насмерть замерзшим» (eighteen thousand frozen to death). Чтобы переждать мировой кризис, 16 июня на вилле Диодати близ Женевского озера собралась компания молодых людей крайне раскованных нравов: лорд Джордж Гордон Байрон со своей юной любовницей Кларой Клермонт, доктор и литератор Джон Полидори, автор первого художественного произведения о вампире, а также поэт Перси Шелли со своей супругой Мэри. Практически «Декамерон» Поначалу компания развлекалась философскими беседами. Мэри в воспоминаниях написала об этом так: «Лорд Байрон и Шелли часто и подолгу беседовали... Однажды они обсуждали различные философские вопросы, в том числе секрет зарождения жизни и возможность когда-нибудь открыть его и воспроизвести. Они говорили об опытах доктора Дарвина (имеется в виду не Чарлз Дарвин, а его дед, натуралист Эразм Дарвин.— Прим. ред.): он будто бы хранил в пробирке кусок вермишели, пока тот каким-то образом не обрел способности двигаться. Решили, что оживление материи пойдет иным путем. Быть может, удастся оживить труп; явление гальванизма, казалось, позволяло на это надеяться; быть может, ученые научатся создавать отдельные органы, соединять их и вдыхать в них жизнь». Потом скучающая богема начала разбавлять любовные приключения чтением «Фантасмагорианы» — сборника страшилок на немецком языке, в результате чего лорд Байрон предложил посоревноваться: каждый из присутствующих должен был написать призрачную историю. Сам он представил на суд друзей небольшой рассказ, так и не получивший завершения и опубликованный позднее под названием «Фрагмент новеллы»,— о двух путешественниках, один из которых мистическим образом погибает, оказавшись на старинном турецком кладбище (по изначальному замыслу Байрона, затем он должен был воскреснуть и начать преследовать товарища). Полидори набросал сюжет для своей повести «Вампир» и развил в ней фабулу рассказа Байрона. Перси Шелли рассказал о пережитом в юности мистическом опыте.
Мэри долгое время не участвовала в соревновании, пока в один прекрасный вечер не обратилась в воспоминаниях к рассказам доктора Клайна. Вот что она написала в дневнике: «Я решила сочинить повесть и потягаться с теми рассказами, которые подсказали нам нашу затею. Такую повесть, которая обращалась бы к нашим тайным страхам и вызывала нервную дрожь; такую, чтобы читатель боялся оглянуться назад, чтобы у него стыла кровь в жилах и громко стучало сердце. <...> Положив голову на подушки, я не заснула, но и не просто задумалась. Воображение властно завладело мной, наделяя являвшиеся мне картины яркостью, какой не обладают обычные сны. Глаза мои были закрыты, но я каким-то внутренним взором необычайно ясно увидела бледного адепта тайных наук, склонившегося над созданным им существом. Я увидела омерзительного фантома в человеческом обличии, а потом, после включения некоего мощного двигателя, в нем проявились признаки жизни, его движения были скованы и лишены силы. Это было ужасающее зрелище; и в высшей степени ужасающими будут последствия любых попыток человека обмануть совершенный механизм Творца. <...> Тут я сама в ужасе открыла глаза. Я так была захвачена своим видением, что вся дрожала и хотела вместо жуткого создания своей фантазии поскорее увидеть окружающую реальность. <...> Я не сразу прогнала ужасное наваждение; оно еще длилось. И я заставила себя думать о другом. Я обратилась мыслями к моему страшному рассказу — к злополучному рассказу, который так долго не получался! О, если б я могла сочинить его так, чтобы заставить и читателя пережить тот же страх, какой пережила я в ту ночь! И тут меня озарила мысль, быстрая как свет и столь же радостная: „Придумала! То, что напугало меня, напугает и других; достаточно описать призрак, явившийся ночью к моей постели“. Наутро я объявила, что сочинила рассказ. В тот же день я начала его словами: „Это было ненастной ноябрьской ночью“, а затем записала свой ужасный сон наяву».
Как вы, наверное, уже догадались, именно тогда из-под пера Мэри Шелли вышли первые наброски романа «Франкенштейн, или Современный Прометей», одного из самых влиятельных для жанра научной фантастики произведений. Байрон был поражен ее замыслом, признав его исключительным даже для мужчины-писателя, а Перси Шелли поддержал свою супругу во время всей ее дальнейшей работы над текстом. Название Мэри Шелли позаимствовала у немецкого замка Франкенштейн, где в XVII веке работал алхимик Иоганн Конрад Диппель, ставший одним из прообразов главного героя романа — ученого Виктора, ищущего способ создания живой материи из неживой. Книга была опубликована в 1818 году, и первое издание было анонимным, но с посвящением отцу Мэри — Уильяму Годвину.
Позже Мэри Шелли описывала то лето в Швейцарии как период, когда она впервые перешагнула из детства в жизнь. «Мое уродливое детище родилось в счастливые дни, когда смерть и горе были для меня лишь словами, не находившими отклика в сердце»,— писала она.
Полифонические смыслы
Сегодня мы по-разному относимся к «Франкенштейну»: это и хоррор, и научная фантастика, и одно из ключевых произведений для поп-культуры. Образ монстра Франкенштейна уже давно живет своей отдельной жизнью, и многие уже забыли, что изначально роман не был просто пугалкой, а полноценным философским трактатом о создании, восстающем против своего создателя, и о том, насколько позволительно человеку играть в бога. Саму Мэри Шелли очень печалило то, что рецензенты и читатели не смогли отследить политического контекста ее произведения — а ведь во многом это было высказывание о Французской революции. В персонаже гениального ученого Виктора Франкенштейна воплотились идеи Эдмунда Берка, одного из ключевых оппонентов Уильяма Годвина и Мэри Уолстонкрафт, считавшего любую революцию политическим чудовищем, которое вечно пожирает тех, кто его породил. По изначальному замыслу писательницы, Виктор поступает с телами мертвых людей как правитель со своими подданными, играя самой жизнью, а монстр озлобляется на весь мир именно из-за того, что Франкенштейн не старается сделать свое творение счастливым и обрекает его на страдания. Мэри считала, что симпатии читателей очевидно должны быть на стороне чудовища, ведь его убийства были лишь реакцией на неспособность подчинить себе свою же жизнь. По сути, оживленное из небытия существо — новорожденный ребенок, жалкий, беспомощный, несчастный, терзаемый холодом, голодом и одиночеством.
Но за рефлексией на злободневные темы кроется еще один смысловой пласт, уже на темы вечные. Человечество всегда стремилось разгадать секрет возникновения жизни — например, древние римляне считали, что живое рождается из мертвой материи («Идите и закопайте убитых быков — гнилые внутренности дают сосущих цветы пчел»), а в XVI веке алхимик-естествоиспытатель Парацельс утверждал, что гомункула можно вырастить из человеческой спермы и конского навоза. Средневековые алхимики вообще верили, что откроют секрет создания искусственного человека в лабораторных условиях, а у еврейской популяции появилась легенда о Големе, глиняном истукане, которого можно оживить, вложив ему в рот волшебный свиток. Тема создания, восстающего против творца, тоже существует в культуре едва ли не с начала времен: достаточно вспомнить хотя бы историю о восстании Люцифера против Бога (подобные сюжеты Фрейд объясняет потребностью человека в ритуальном отцеубийстве); создатель и сам нередко отвергает творение — например, Бог изгнал Адама и Еву из рая. Акт сотворения жизни в романе представляется как противоестественный: тело чудовища буквально собрано из обрезков мертвой плоти, перед нами десакрализация человеческого существа, подрыв его целостности, поругание его чистоты. Страдания создания показывают, что оно было воплощено противоестественным образом, и пусть даже его физические возможности превосходят человеческие, оно никогда не сможет стать частью общей жизни. Мертвое тело может быть возвращено к жизни лишь Богом, право даровать жизнь принадлежит человеку не иначе как через естественное продолжение рода. По сути, Виктор Франкенштейн нарушает естественный порядок бытия и присваивает себе нечто сакральное, низводя его до богопротивного. Монстр на страницах романа озвучивает свою зависть к истинно божественному творению — первому человеку: «Как и у Адама, у меня не было родни; но во всем другом мы были различны. Он вышел из рук Бога во всем совершенстве, счастливый и хранимый заботами своего творца; он мог беседовать с высшими существами и учиться у них; а я был несчастен, одинок и беспомощен. Мне стало казаться, что я скорее подобен Сатане; при виде счастья моих покровителей я тоже часто ощущал горькую зависть».
История монстра Франкенштейна — это, по сути, история ребенка, созданного провидением и брошенного без каких-либо инструкций к жизни, от осознания одиночества и покинутости своим отцом до бесплодного поиска счастья и любви. Это и история отношений с родителем, который отрекается от своего дитяти, поняв, что получилось оно совсем не таким, как хотелось бы. Это и история вечной недостижимости счастья, желаний, принятия и вечного одиночества человека, оставленного наедине с собой. А еще это размышление на тему изоляции и отреченности, которые формируют монструозное сознание из невинности: существо, изначально испытывавшее доброту и желание учиться, становится жестоким только после того, как его отвергают.
Самые значимые экранизации и след в поп-культуре
Спустя два века после создания романа чудовище Франкенштейна уже давно живет самостоятельной жизнью как укоренившийся в популярной культуре образ. Креаторы из разных стран давали ему семью (в 1930-х Борис Карлофф снял трилогию «Франкенштейн», «Невеста Франкенштейна» и «Сын Франкенштейна» — как можно увидеть, фамилия создателя еще тогда стала именем самого чудовища), знакомили его с другими знаменитыми персонажами хорроров — Дракулой, Человеком-волком и Ван Хельсингом. В 1984-м режиссер Тим Бертон выпустил короткометражный мультфильм «Франкенвини», в котором мальчик по имени Виктор Франкенштейн оживляет свою погибшую собаку. Чуть позже Бертон использовал некоторые черты чудовища при создании образа своего культового героя Эдварда Руки-Ножницы, а еще именно по классическому образу монстра Франкенштейна создавалась внешность дворецкого Ларча в «Семейке Аддамс». Во вселенной комиксов DC Франкенштейн — это вообще постоянный участник, противостоящий своей невесте, которую он создал против ее воли (на экране парочка пока появилась только в мультсериале «Монстры Коммандос»).
Образ чудовища — постоянный источник вдохновения для кино. Например, в 2014 году на экраны вышел фэнтезийный боевик «Я, Франкенштейн», который лишь отдаленно напоминает роман Мэри Шелли, а больше опирается на популярный графический роман Кевина Гревье. Следом за ним, в 2015-м, появился костюмированный экшен «Виктор Франкенштейн», весьма посредственный, но с крепким актерским составом: главные роли исполнили Джеймс Макэвой, Дэниел Редклифф и Эндрю Скотт. На весну следующего года назначен выход боевика «Невеста» с Кристианом Бейлом, Джесси Бакли и Пенелопой Крус — это часть вселенной монстров Universal Pictures, причем, судя по трейлеру, следует ожидать чего-то в стиле фильма «Джоке.: Безумие на двоих». К сожалению, в большинстве случаев чудовище лишилось своих внутренних терзаний, превратившись в существо страшное, жестокое и разрушительное.
Оригинальная история Шелли, казалось, забывается под обилием спецэффектов. По сути, киноверсий, адекватных литературному источнику, оказалось не так много. Выпущенная в 1910 году первая экранизация оказалась скорее притчей: зрителю доверялось решить самому, является ли монстр Франкенштейна искусственно созданным человеком или же он воплощает темную сторону души самого Виктора. В 1994 году за постановку взялся Кеннет Брана, и его версия считается наиболее близкой к тексту оригинала, хотя критики его стараний не оценили.
А в этом году свою версию представил Гильермо Дель Торо — и ему удалось соединить бережное отношение к роману и идеям Мэри Шелли с собственной эстетикой и приятной современному зрителю динамичностью, хотя изначально режиссер, по его собственному признанию, планировал снять красивый и сочный фильм в традициях расцвета Голливуда. Во многом визуал получился таким впечатляющим благодаря съемкам на родине Шелли — например, в кадре появляются интерьеры и экстерьеры усадеб Госфорд-хаус в Шотландии, Берли-хаус и Уилтон-хаус в Англии, улицы Эдинбурга и своды Университета Глазго.
