Домашнее насилие — часть социальной реальности, с которой ежедневно сталкиваются тысячи женщин. Это устойчивая система подавления, которая может существовать годами, оставаясь невидимой для посторонних. Она не связана с происхождением, профессией или уровнем образования. Со стороны может казаться, что женщина вполне благополучна, а на деле она живет под давлением, в условиях ограничения свободы и контроля, и постоянно испытывает страх. Часто у насилия нет видимых следов, но оно всегда связано с нарушением личных границ и почти всегда — с изоляцией жертвы.
По данным Национальной статистической службы (ONS), за 2023–2024 годы жертвами домашнего насилия в Англии и Уэльсе стали более 2,3 млн человек, из них две трети, то есть 1, 5 млн,— женщины.
Каждая двадцатая взрослая женщина подверглась систематическому контролю или насилию со стороны партнера. А примерно каждое шестое зарегистрированное преступление связано с домашним насилием. Но реальное число пострадавших выше. В 2025 году Национальное аудиторское управление Великобритании опубликовало отчет, где прямо говорится, что стратегия по борьбе с насилием против женщин и девочек работает плохо: финансирование недостаточно, отсутствует координация между ведомствами, насилие растет. И хотя в законах ясно прописано, что насилие — это преступление, на практике все не так прямолинейно. Даже в Великобритании, где существует развитая инфраструктура помощи, жертвы нередко сталкиваются с правовой инерцией. А если ты иностранка, защита превращается в квест.
Точка отсчета
Сначала он разбивал телефоны и сносил двери с петель. Потом кулаки обрушились на нее. Ссадины, синяки, кровоподтеки, сотрясение мозга. Он бил ее во время ссор и просто так, мог ударить по губам бутылкой или отвесить пощечину, мог плюнуть ей в лицо, вылить на нее воду или колу, бросал бытовую технику, уничтожал ее вещи. Он поднимал ее, швырял, как вещь, и даже угрожал, что убьет. Это история Алисы (имя изменено). Ей 26 лет, она работает контентмейкером в медиасфере и переехала в Великобританию, чтобы начать новую жизнь. В багаже — прошлый брак, где было психологическое насилие и контроль. Новый муж — 30-летний консультант в престижной международной консалтинговой фирме. Как и она, он приехал из России. Сначала все выглядело идеально: любовь, поддержка, ощущение, что ее наконец видят и принимают. «С ним я поняла: мне не нужно заслуживать хорошее отношение, как в прошлом браке» — так начала свой рассказ Алиса. Но это было иллюзией.
«Абьюз редко начинается с удара. На первом этапе партнер может казаться идеально подходящим, буквально отражающим чувства и мысли. Это часто бывает при нарциссических акцентуациях: абьюзер действительно восхищается, но не столько человеком, сколько тем, что может получить через эту близость. Далее отношения развиваются по классическому циклу: после интенсивного сближения наступает период дистанцирования или игнорирования, что усиливает тревожную привязанность. Постепенно вводятся правила, ограничения, ожидания, и жертва начинает подстраиваться под них, теряя собственные границы. Когда эмоциональный ресурс партнера начинает иссякать, абьюзер может прибегать к наказаниям: психологическому давлению, угрозам, иногда физической агрессии. После вспышки нередко наступает фаза примирения и кажущегося спокойствия. Этот цикл повторяется»,— объясняет клинический психолог Ирина Коржаева.
«Я думала: „Если он ударит, я сразу уйду“. Он ударил. Я осталась. И так повторялось не один раз»,— говорит Алиса. Недавно ее мужа задержала полиция, но сейчас он уже на свободе. Суд назначил ему временный запрет на приближение (bail), однако нет никаких гарантий, что Алиса сама не разрешит ему вступить с ней в контакт и скроет это от полиции.
Секс и нелюбовь
С 2021 года в Великобритании действует Domestic Abuse Act, признающий домашним насилием не только физическое, но и психологическое, финансовое и цифровое насилие. Полиция обязана реагировать на каждый сигнал, а суд может выдать защитный ордер за сутки. Пострадавшие получают доступ к убежищам, переводчикам, психологам и бесплатной юридической помощи.
«Вот это он порезал либо лезвием, либо браслетом во время секса,— спокойно говорит Алиса, показывая один из многочисленных шрамов.— Я не хотела, но боялась отказать, он становился агрессивным». Изнасилование в браке считается в Британии преступлением с 1992 года, до того действовало правило, по которому мужа не могли рассматривать как насильника его жены. Согласно Crime Survey for England and Wales, около 5% женщин в возрасте от 16 до 74 лет подвергались сексуальному насилию со стороны нынешнего или бывшего партнера. Эксперты считают, что реальное число выше, просто об этом не говорят. Но даже сегодня такие дела остаются одними из самых сложных: граница между «уговорил» и «принудил» до сих пор размыта, а насилие не обязательно связано с избиением, часто это давление, шантаж, отказ в любви в наказание за отказ от тела. «Он говорил: „Сделай мне подарок. Я заслужил. Эротическую фотосессию в латексе“. Для меня это было недопустимо, но он заставлял. После систематических избиений у меня все тело замирало от мыслей о его прикосновениях, но он требовал, давил на чувство вины, говорил: „Ты плохая жена, ты не можешь мои потребности обеспечить“. Становился агрессивным, орал, и легче было согласиться»,— констатирует Алиса.
Словесная пытка
Следы физического насилия часто видны, их можно зафиксировать. Физическое насилие вызывает сотрясение мозга, травмы, в худшем случае смерть. Психологическое действует иначе, его последствия накапливаются постепенно. Оно проявляется в систематическом обесценивании, эмоциональных манипуляциях, изоляции от близких, контроле над финансами. «Я была в Москве, встречалась с подругой, с которой не виделась три года. А он звонил беспрерывно. Говорил: „Мне плохо, ты нужна мне“. Я была на телефоне весь день»,— вспоминает Алиса.
Следующий этап — усиление контроля. Партнер Алисы начал регулировать, с кем она общается, куда ходит, сколько зарабатывает. Он требовал ее постоянного присутствия рядом, остро реагировал на паузы в ответах. Проявлял недовольство, если она уходила на встречи или процедуры. Повторялась одна и та же формулировка: «Ты должна быть рядом. Мне плохо». При ее попытках дистанцироваться он угрожал, что покончит с собой, утверждая, что не справится без нее. «Угрозы, истерики и манипуляции, особенно эмоциональные, могут запускать у пострадавшего сложный биохимический механизм. Организм воспринимает ситуацию как угрозу потери связи, и в ответ происходит выброс окситоцина и дофамина — гормонов, связанных с привязанностью и облегчением стресса. Это может восприниматься как эмоциональная близость, хотя на самом деле речь идет о травматической привязке. Такая зависимость очень похожа на наркотическую: человек испытывает настоящую ломку, когда нарушается контакт, и стремится вернуть его любой ценой, даже если он разрушителен»,— добавляет клинический психолог Ирина Коржаева. Постепенно Алиса стала отменять встречи, отказывалась от общения с друзьями, избегала выходить из дома. Партнер не признавал свою агрессию, обвиняя Алису: «Ты довела меня. Ты потреблядка. Ты ничего не делаешь. Ты мне должна».
Психологическое насилие держится на контрастах: сначала благодарность, затем унижение. Поддержка быстро сменяется обвинением. «Я думала, если создать ему идеальные условия, он изменится. Если буду спокойной, послушной, незаметной, он перестанет срываться»,— говорит Алиса. В результате — постоянное напряжение, попытки предугадать реакцию партнера и минимизировать конфликты. «Психоэмоциональное насилие не всегда распознается сразу. Постепенно внутренний голос партнера начинает звучать как собственный: „Ты виновата“, „Ты недостаточно хороша“, „Ты обязана“. Это разрушает представления человека о нем самом. Физически человек может быть в порядке, но внутри происходит утрата опоры. Границы размываются. Появляется тревожная зависимость от одобрения, стремление соответствовать, вытесняющее понимание собственных потребностей. На этом фоне легко возникает созависимость, при которой человек теряет связь с собой и долго не может остановить происходящее»,— поясняет психолог.
В Великобритании с 2015 года контролирующее поведение признано уголовно наказуемым. Но доказать его сложно. Нужны переписки, видеозаписи, свидетели — и храбрость, которой жертву уже могли лишить.
Двойная уязвимость
Особенно уязвимы женщины, приехавшие из других стран: их юридический и экономический статус часто зависит от мужа. По данным благотворительной организации Refuge, число обращений от мигранток выросло в Британии на 40% за два года. Многие не говорят по-английски, не знают о службах помощи, боятся депортации или не доверяют полиции.
Алиса живет в Лондоне по визе зависимого члена семьи (dependent) и без мужа теряет право на легальное пребывание. Он знал это. Сначала он позиционировал ее как жену, потом — как иждивенку, позже — как балласт, как жильца без прав. Он не вписывал ее в договор аренды. А когда вписал, использовал это как аргумент: «Ты в договоре не как плательщик. Значит, у тебя нет прав. Съезжай». Он постоянно напоминал, кто платит за квартиру и покупает вещи. Алиса вспоминает: «Говорил: „Это мое. Я купил. И ты тоже моя“. Мог плевать в лицо и повторять, что я буду расплачиваться за квартиру вот так, плевками». Когда она начала работать (сначала бесплатно, потом за небольшой гонорар), он высмеивал ее попытки. «Я убиралась, готовила, ухаживала за животными, стирала за ним, мыла полы. Но он говорил: „Ты мне ничего не даешь, это все не считается, потому что ты не зарабатываешь“», — рассказывает Алиса.
В 2021 году в Великобритании экономическое насилие было официально включено в понятие домашнего насилия (domestic abuse). Под ним понимается контроль над доходами, запрет на работу, ограничение доступа к деньгам. Но его факт трудно доказать.
После нашей встречи Алиса поехала в ближайший муниципалитет (council), чтобы запросить временное жилье и защиту. Впереди сложный процесс — оформление документов, взаимодействие с социальными службами, юридическая помощь. Но ключевое изменение уже произошло: она больше не рассчитывает, что ее кто-то чудом вытащит из этой ямы. Теперь она делает это сама.
От насильника — к юристу
42-летняя Марина (имя изменено) в прошлом работала в модной индустрии, позже переключилась на сферу ментального здоровья и холистических практик. Она одна из тех немногих женщин, кто прошел путь ухода от абьюзера до конца, и может рассказать, как это работает на практике, какой это сложный и изматывающий процесс, и не все зависело от нее.
Реальный выход из абьюзивных отношений — это не момент ухода, а последовательное выстраивание защиты, иногда в том числе от тех, кто по закону должен тебя защищать. «Я осталась одна за сутки до суда. Без адвоката. Без барристера. Просто села и заплакала. Мысли посещали совсем мрачные, суицидальные»,— говорит Марина.
Марина была замужем не за рядовым британцем, ее муж был топ-менеджером в инвестиционной компании с доступом к элитной юридической фирме, сотрудничавшей с королевской семьей. Он заранее изучал бракоразводное законодательство, вел дневник, снимал видео, когда она раздражалась. Подсчитывал дни ее отсутствия в стране, не вписывал ее в счета, не давал копии документов. Изолировал ее не только эмоционально, но и бюрократически. Когда она подала на развод, он стал действовать строго по закону и строго против нее. Он нанял лучших адвокатов, которые подавали документы вовремя, требовали отчеты и создавали юридический прессинг.
Ее адвокаты не старались ей помочь. Первый исчез через две недели после получения депозита. Второй перепутал сроки и сорвал подачу заявления. Третий прислал отказ за сутки до заседания: «У меня личные обстоятельства. Найдите замену». И каждый раз — потраченные деньги, потерянные недели, отсутствие защиты. В Великобритании такое поведение называют «solicitor misconduct», но доказать его почти невозможно. Нужно подтвердить, что юрист умышленно нарушил интересы клиента, или найти другого адвоката и начать все сначала. Это занимает месяцы или даже годы. «Я не могла больше платить, была на нуле,— вспоминает Марина.— Но суд продолжался».
Адвокатские услуги в Британии стоят от 200 до 500 фунтов в час. Отдельно оплачиваются консультации, подача бумаг, юридическое сопровождение в суде, услуги барристера (судебного адвоката).
Развод в Лондоне может стоить от 10 до 100 тыс. фунтов даже без раздела активов. У Марины таких денег не было, а у ее мужа — были. Она подавала на LSPO (legal services payment order) — это инструмент, который позволяет суду обязать одну сторону (обычно более финансово обеспеченную) оплатить юридические расходы другой. Но чтобы получить этот ордер, нужно сначала подать заявление через адвоката. Адвоката, которого у нее не было. Замкнутый круг: без денег нет адвоката, без адвоката нет заявления, без заявления нет защиты, без защиты не будет денег.
Когда рухнула последняя юридическая опора, Марина обратилась в Citizens Advice Bureau. Там ей объяснили, что делать, и помогли подготовить документы. Направили в организацию Rights of Women, где юристы бесплатно консультируют женщин, переживших насилие. Там ей помогли найти барристера pro bono.
Позже Марина нашла благотворительные организации Women’s Aid и Solace и прошла курс Freedom Programme о разных формах насилия, где получила бесплатную психотерапию, поддержку и понимание, что с ней все в порядке, а вот система имеет массу недостатков. Так к Марине вернулось ощущение опоры, у нее появилось решимость добиться справедливости. После нескольких лет борьбы, судебных заседаний, срывов и предательства юристов Марине все-таки удалось дойти до финала. Даже дорогие адвокаты, работавшие с королевской семьей, не смогли спасти ее мужа от решения в ее пользу. Суд признал ее право на финансовую поддержку и возмещение судебных затрат. Но победа остается формальной. Деньги до сих пор не поступили, финальный ордер не подписан, а бывший муж все еще может подать апелляцию. «Пока я не увижу документы, не поверю, что все действительно закончилось»,— говорит Марина.
Теперь, после развода, Марина борется не за право уйти, а за право восстановиться. Она собирает доказательства юридических нарушений, консультируется со специалистами, готовит официальные жалобы в профильные инстанции. Две ошибки уже признаны официально, ей вернули 1000 фунтов. Но такая компенсация за месяцы унижений, подорванное здоровье и разрушенную самооценку ничтожно мала.
Продолжение следует.
